Вокруг да около
Вера – источник вдохновения. Свобода – русло человеческого гения.
Ими определяется смысл развития нации.
– Пф-пф. Ох, Манька-а. Пылко то, пыльно, как в аду.
– Тфу, на тебя, Мотя. Всё да на чертыханье тебя пробирает, чай запамятовала, когда к Богу в гости хаживала. А?
– Говна! А! Гаврила, поживее вертайся! Тюхает тама с авоськами, франт колченогий.
– Да иду я, иду-у. Сама невесть чего в магазинах набрала, поди, допри тяж этакую.
– А хорошо Маньк, отоварились. Когда ещё во город соберёмся та.
О, погляди! Церковь. Какова! Это, про какого ж, такого святого её тута поставили?
– Помню нашенская церковь на бугре, краше этовой была. Ты это. Мотя. А давай зайдём в неё.
Всё Богу радость, да нам банька для души.
– А сумки?
– Так Гаврила.
– Ну и… Отчего ж не зайти, когда так солнце распекло, тама и водицы испить можно.
– Эй! Бабоньки! Я-то как же?
– Ты, Гаврила не крещён, неча тебе в Божьем доме делать, подкидыш антихрестный.
Снаружи постоишь, сумки покараулишь.
– Это же что ж, православные, мне на пекле стоять? С моим то сердчишком?
– Ой, да не брешите вы, Гаврила Пантелеевич! Что вы, как что, то на сердце нам жалитесь?
Вы вчерась с Валеркой криворотым, оба на бровях шастали, залили самогоном зенки и опосля, на манер фашистов за моими курями бегали.
– За дело толкует кума. Стыда Гаврила в тебе вот ни на грош! Сердце у него болит. Сраке лехше! Ну-ка тута с сумками стой и по сторонам соглядай, чтоб верующие ничего не утянули. Понял?
– Куда ещё понятнее… Тут так тут. Идите вы…
– Стой, где тебя поставили! Гаврила. А мы пойдём. Вота. Косынка… Мой пионерский галстук припомнила. Хи-хи.
И Тишкина жизнь! Нищих то у церкви! Что мух возле нашенской райкомовской параши, ой, прости Господи.
– Уг-у. Я тута в опервом канале глядела, эти вот мазурики по шестьсот целковых за Божий день гребут. У меня пенсия меньше я терплю и не охаю.
А ну, убери свои грабли! Подай ему на пропитание… Эээ-эх! Голь гунявая, осенить себя крестом спокойно не дадут.
– Мо-оотя! Благодать то какая внутри! Свежо, ух! Прямь как в предбаннике опосля парной.
А вот давай ты здеся сажайся, а я за водицей сбегаю. Посиди, подыши, родная...
На ка, вот. Пей. Святая.
– По вкус чё т ржа. Ей отзывает.
– Ты к, город. Поди, туда водопроводну воду напустили. Тфу. Смотрю вот, народец тутошний обмельчал. Разодеты как сволочи. Ты глянь на приходского попа, салажонок.
– Хохол.
– Ну-у. Глазки скользкие, видать целыми днями на здешних девок таращится. Чего пялишься?
В образа зырь.
– Маньк, вона, хор ихний петь вышел…
И ленин великий нам путь озари-иил, на пра-аавое дело, он подня-яял наро-оды, на труд и на подвиги нас вдохновил…
– Мотя! Кощунница. Головой пошатнулась? Ты чё затянула?
– А знаешь, у меня эти слова сами во голове заплясали, молитв то я не знаю, а слова хорошие, вечные, не хуже ихних псалмов.
– Бабоньки. О-оо-х, бабоньки…
– Гаврила! Я твой рот наоборот! Сумки где!?
– В сенях сбросил. Нет боли мочи, спёкся весь, спина употела, голова кружится…
– Пиявец! Спокойно в церкви из-за тебя с Богом не пошептаться.
Манька, делать неча. Айда. Итить колотить, сынок, мать твою за ногу! Кто так свечки ставит?
Лишь бы ткнуть! А ты, чо, бестолковка, во дверях заторилась? Ни мычит не телица.
Дай выйти! Зашла, понимаешь тут, непорочной вдруг стала. Покайся, кляча!
– И ведь, что характерно, Мотя, этошние городские лазят к Богу, что к золотой рыбке. Хочу, хочу! Дай, дай!
– Шут с ними.
Гаврила Пантелеевич, рукавами утирая пот с калёного лба, c исступленным отчаянием вопросил: «Сами-то в церкви чего хотели, бабы крещёные? Верно, за здравие…».
– Дурень! Во, дурень! Ну, не дурак ли, а, Мань? Тени мы хотели! От солнца спрятаться!
– Ах, вот что-о-о. Правда ваша, бабоньки… Дурак я. Только вона, видите солнышко за тучку.
Оно будто от вас спряталось, а Бог, Он за облачка не хаживает, от него знамо не спрячешься.
______________________________
© Рудольф Прикс, для www.asreda.com